«В любое время могли убить - приходилось договариваться. До сих пор говорят, что я двадцатьдевятник»

Chelny-biz.ru продолжает цикл публикаций «90-е в Челнах». Бывший глава Тукаевского района, а ныне фермер Тагир Харматуллин застал перестройку и развал Союза, будучи руководителем крепкого совхоза «Сосновоборский» под Челнами. И вместе с ним в 90-е пережил упадок страны и села. А в середине десятилетия возглавил мясокомбинат в автограде. О том, как производители выживали в те времена, выкручивались с векселями, как создавали бренды, противостояли челнинским ОПГ и мэру Алтынбаеву, Тагир Харматуллин рассказал Chelny-biz.ru.

«МЯСОКОМБИНАТ РАССЧИТЫВАЛСЯ С НАМИ ТАТАРСТАНСКИМИ ВЕКСЕЛЯМИ, ЭТИ ВЕКСЕЛЯ НИКТО НЕ БРАЛ. ДЕНЕГ ПРАКТИЧЕСКИ НЕ ВИДЕЛИ»

– 90-е годы ассоциируются у меня с практически полным отсутствием государственных институтов. Было уничтожено государство под названием Советский Союз, что я считаю глубокой ошибкой. Мы потеряли такую страну – вы не представляете! Мне жаль, горько...

Я родился здесь, в Челнинском районе, и глубоко переживаю, что мой район называют Тукаевским. Абсолютно не воспринимаю это название. У Набережных Челнов отозвали же название Брежнев, и у Тукаевского района надо было.

В 1988 году я победил на выборах и стал директором совхоза «Сосновоборский». Перестройка. Как раз Горбачев начинал баламутить страну. Управление государством уже ослабевало, падала дисциплина, анархия начиналась.

В тот момент стране катастрофически не хватало мяса. Свинокомплекс в ту пору, когда я начал работать, здорово прибавил в производстве, но у нас ни земли, ничего не было, чтобы поддержать эту динамику. Тогда существовало фондовое обеспечение комбикормами. Фонд ограничен, и нигде кроме него корма не взять. С меня минсельхоз требует мясо, а говорю: дайте фонды или землю, чтобы мы могли сами выращивать. И землю никто не дает.

Я вышел из положения благодаря Николаю Ивановичу Беху (генеральный директор «КАМАЗа» в 1987-97 гг. – ред.), он тогда был народным депутатом СССР. Еще с завода у нас очень хорошие отношения, и я обратился к нему. В перерывах между совещаниями ловил. Мы с ним кое-как выбили фонды через правительство РСФР, Власова Александра Васильевича (председатель совета министров РСФР – ред.).

В 90-е ситуация стала катастрофической. Мы не имели права самостоятельно реализовывать мясо, нам было предписано сдавать все на челнинский мясокомбинат. Если ты, не дай бог, куда-то отправишь, мог лишиться кресла.

Мясокомбинат рассчитывался с нами татарстанскими векселями, эти векселя никто не брал. Мы их реализовывали с дисконтом. Денег практически не видели. Ситуация была просто кошмарная. С людьми приходилось рассчитываться так: давал им свиней, потому что я сам не имел права продавать, они сами уже реализовывали. Вексельная политика, я считаю, просто подорвала сельское хозяйство. Это было уничтожение села.

Я старался вытащить производство. Боялся, что мои рабочие будут голодать. Говорил им: солите сало. Не на продажу! Чтобы самим хотя бы не умереть. Это кошмарная ситуация была.

Но мы в «Сосновоборском» даже в самые тяжелые годы по 50 квартир строили и вводили, чтобы коллектив сохранить. Из Атанышского, Аксубаевского – из многих районов к нам люди приезжали. Технари с «КАМАЗа» переходили – вы представляете?! И потом, работая в Челнах, когда совхоз объединили с мясокомбинатом, тоже старался людям квартиры покупать.

«Сосновоборский» в 1996 году присоединили к мясокомбинату, я стал генеральным директором, но практически до 2002 года, когда я ушел оттуда, такая вакханалия с производством и торговлей продолжалась.

«Сосновоборская» тогда была известной маркой. Мы делали, я считаю, чудо. Если кто помнит, тогда это была настоящая колбаса. А в стране в 90-е появилась дешевая продукция, потому (я не знаю, кому это надо было) из Европы начали тащить их стратегические запасы 40-50-х годов. Блочное мясо, в основном птичье мясо, индюшатина. Его начали массово добавлять в колбасу. И в Татарстане еще как использовали! Я был категорически против этого.

«ВОТ АДЫГАН САЛЯХОВ ГОВОРИЛ: «Я В МЕЧЕТЬ ХОЖУ, ТАГИР АБЫЙ». Я ЕМУ: «СХОДИ, ПОКАЙСЯ!»

Каким словом охарактеризовать Набережные Челны 90-х годов? Я бы сказал «беспредел». Государственные институты практически не работали, орудовали бандиты. Всем и мне тоже приходилось разговаривать с ними. До сих пор говорят, что я двадцатьдевятник. Но я не двадцатьдевятник (смеется), я крестьянин. А куда денешься в такой ситуации? Они же приходили. Могли тебя в любое время зарезать, убить.

Молодые парни 23-25 лет, мне тогда было 45. Я их где-то даже учил жизни: «Так нельзя, остепенитесь». Вот Адыган Саляхов (осужденный лидер ОПС «29 комплекс» – ред.) говорил: «Я в мечеть хожу, Тагир абый». Я ему: «Сходи в мечеть, покайся. Ну нельзя же так вести страну!»

Взять с меня было нечего. Я небогатый человек, в скромном деревенском доме жил. Они и домой ко мне приходили. А в хозяйстве что возьмешь? Наличных нет! Векселя. Слава богу, попыток отнять технику, имущество не было. Почему? Видимо, в сердце у них какое-то уважение к сельскому жителю было. Многие же из них сами были деревенскими. Адыган говорил, что он из Оренбургской области.

Самое страшное – что пытались давить через родных, детей, а у меня две дочери. Каждый день же убийства были. Кому-то переломили голову арматурой, кого-то зарезали. Я боялся за детей, поэтому приходилось договариваться с бандитами.

Именно потому, что они возле меня ходили, говорят, что я был связан с криминалом. Сам не раз анализировал, почему я в него не попал? Совесть, наверное, меня удержала. Потому что я деревенский парень, воспитан на труде. Понимал, что если этому криминалу отдать власть, в стране ситуация кончится революцией, резней. Так оно и получилось – они же друг друга поубивали.

«НА ТЕРРИТОРИИ МЯСОКОМБИНАТА СОЛДАТЫ ХОДИЛИ С АВТОМАТАМИ»

Когда я пришел на мясокомбинат директором, он был государственный, но там тоже командовали бандиты. Уже сидели там, кем-то работали и потихоньку прибрали к рукам. Распоряжались реализацией, продукцию брали, сколько хотели. Если кто-то против них пойдет - зарежут. И руководство города с ними было связано.

Я сразу сказал, что генеральный директор здесь я. Пытались запугать. Представьте: утром приезжаю, выхожу из машины, они меня окружают. Доводят до приемной – там сидят. Выхожу – провожают до машины. Я говорил: «Вы уйдете».

Однажды поехал в Казань к министру внутренних дел Искандеру Галимзяновичу Галимову. Мне тогда здорово помог и Хусниев (Файзулла Хусниев, начальник УВД в 2000-е годы – ред.), опером по-моему он был. Искандер Галимзянович прислал своих ребят и навел порядок. На территории мясокомбината солдаты ходили с автоматами! Мне кажется, людям было объяснено, что они сядут и не выйдут. Если правоохранительные органы грамотно подойдут, любого можно урезонить.

Печально все было в городе. Стройка встала, КамГЭС начали разваливать. Как-то приехали ко мне голландцы в 97-м или 98-м году, попросили показать «КАМАЗ». Заехали мы на главный конвейер – холод, никто не работает. Такое ощущение, что не было государства.

Развал во всех отраслях: и в медицине, и в образовании, и в социальной сфере. Больницы обшарпанные, люди приходили со своими простынями, лекарствами, шприцами… Это разве нормально?!

«МЫ С «ЧЕЛНЫ-ХЛЕБОМ» ПЕРЕСТАЛИ ПОСТАВЛЯТЬ ПРОДУКЦИЮ. МЕНЯ И ЮНУСОВА АЛТЫНБАЕВ ВЫЗЫВАЕТ К СЕБЕ…»

Мясокомбинат в тот период реализовывал продукцию только в магазины города. Мы, правда, пробовали ставить собственные киоски и в Казань выходить. Магазины тогда были по большей части стали акционерными, но ими командовал Гафаров (Рустам, вице-мэр города в – ред.). Магазины не платили, тянули. Гафаров говорит: поставляйте - и никуда не денешься. Если ты не поставляешь, тебя подставляли. Как? Обыкновенно! Санэпидстанция, ОБХСС и прочее. Рычаги у власти были всегда. Если вас надо задавить, то и сегодня задавят. Алтынбаеву (Рафгат Алтынбаев, мэр города – ред.) говоришь – он защищает магазины, а не нас.

Вопиющий случай произошел, когда долги магазинов достигли огромной суммы. И мы с «Челны-хлебом» перестали поставлять продукцию. Меня и Юнусова (Рафаэль Юнусов, гендиректор АО «Челны-хлеб» – ред.) Алтынбаев вызывает к себе и говорит: «Вы создаете прецедент». Я отвечаю: «Рафгат Закиевич, ну вы же таким образом уничтожите всю переработку!» Он, по-моему, нам угрожал, но я все равно не поставлял. Ко мне же колхозы приходят, рабочим надо платить, за электричество, за газ… И все это деньгами надо оплачивать, а не векселями. Я сказал, что в арбитражный суд обращусь. Алтынбаев боялся социального протеста, и они вынуждены были расплатиться.

Я к мэру несколько раз обращался и по другим поводам. В Татарстане существовал свой Мяспром, которым руководил Булатов Ахметзян Галимзянович. Тогда реальной валютой считалась шкура скота, особенно крупного рогатого. Все поставлялось в Турцию, нам не разрешалось даже грамма реализовывать. Этой валютой командовал Булатов в Казани. Я предлагал Алтынбаеву: «Давай прекратим это, купим оборудование современное, чтобы шкуры оставались у нас». Но никаких мер не было принято.

Сейчас понимаю, что надо было свои магазины ставить. Но ведь ресурсов не было, площадей не было. Тогда, кстати, земля никому не нужна была, мне кажется. Бери и стройся – не средств нет. Не помню, чтобы земля котировалась так, как сегодня.

«ЧТО ОТТОГО, ЧТО ТЫ ОРЕШЬ «Я – ТАТАРИН»? ВСЕ ОТ ТРУСОВ ДО КУРТКИ – КИТАЙСКОЕ»

Мощный потенциал города Набережные Челны был заложен в годы строительства «КАМАЗа». Я склоняю голову перед Львом Борисовичем Васильевым (генеральный директор «КАМАЗа» 1969-1981 гг. – ред.) и Евгением Никаноровичем Батенчуком (руководитель «Камгэсэнергостроя» в 1971-1996 гг. – ред.). Жаль, что мы потеряли этот потенциал. Я считаю, сейчас Челны - какой-то провинциальный городишко. Нет того демократического духа, который был во время строительства завода. Я же помню, какой тут кураж был в Челнах! Начальники и рабочие были, как родные люди. Генеральный директор, он же замминистра автомобильной промышленности Советского Союза Васильев просто подходил к рабочему, к водителю, спрашивал, какие проблемы с машиной. Вот были люди! Вот мы что потеряли!

Все это, я считаю, ошибки Горбачева, Коммунистической партии Советского союза и всех коммунистов, которые профукали такую страну.

В начале 90-х в Челнах проявили себя национальные движения. Я с этими людьми общался. Но ведь оттого, что ты орешь «халва-халва», во рту слаще не станет. Что оттого, что ты орешь «Я – татарин»? Производство развивать надо. Приходишь домой – все от трусов до куртки – китайское. Пока татарин, как китаец, не войдет на рынок со своей продукцией, не будет татарина. Что мы умеем делать кроме нефти?

До путча глав в Татарстане в 1998 году, который возглавил Алтынбаев, я считаю, город Набережные Челны были сыном республики, а после путча превратился в пасынка. До этого город был для всех примером, Казань всячески помогала в тяжелые годы, а Алтынбаев был крутым парнем. Потом все кардинально изменилось. Мэра вскоре сняли.

«КРЕПОСТНОЕ ПРАВО ПО ОТНОШЕНИЮ К СЕЛЬСКОМУ ЖИТЕЛЮ ОСТАЕТСЯ ДО СИХ ПОР»

Вы правильно делаете, что анализируете 90-е. Надо анализировать, чтобы такого больше не повторилось. До 80-го года сельское население нашей страны превышало городское. После 80-го оно перекочевало в города, и когда стало меньше по численности, экономика пошла вниз. Сейчас мы работаем ниже потенциала СССР. У Китая пока сельское население преобладает, как только оно перекочует в города, они тоже пойдут вниз.

Что происходило на селе в 90-е. Колхоз, совхозы вообще зарплату не платили. Вот представьте, мужчина работает механизатором, каждый день идет на работу, а в конце месяца ему говорят: денег нет. В лучшем случае какого-нибудь кривого бычка дадут или мешок зерна. А у человека семья, дети. Представьте его чувства! Он себя изгоем чувствовал. А в Америке пастух, он же ковбой, – символ страны. Вы где-нибудь видели, чтобы пастух был символом России? Сейчас у нас и пастуха-то не найдешь, днем с огнем не сыщешь.

Мне один товарищ рассказывал. Идешь к председателю колхоза, просишь тысячу рублей (ну тогда же это вообще не деньги были!), он посылает к кассиру, а сам тому говорит: не плати. Месяцами ходишь, выпрашиваешь зарплату. Поэтому и был отток людей в город.

Но мы в «Сосновоборском» платили зарплату и, повторюсь, строили жилье. И люди держались за эти квартиры, были социально защищены. Но многие способные умные сотрудники все же ушли. Ты его обучаешь, вкладываешь сердце, средства, а он уходит. Знаете как больно?

Тукаевский район я получил в 2000-е. Народ разболтанный, зарплаты нет, доверия к руководителям нет. Люди пьют, воруют, тащат, что могут. В то время надои молока в районе составляли 30 тонн в сутки, а когда-то было 130-160 тонн. Мы довели потом до 80 тонн. Но вытаскивать было очень тяжело.

В России, как вы помните, было крепостное право. Мне кажется, оно отношению к сельскому жителю остается до сих пор.

Я счастлив тем, что стал фермером. Жалею, что столько лет потратил во власти. Я каждый день иду на работу с удовольствием. Когда по земле хожу, я одухотворен. Переживаю за страну, что мы не производим. Имея такие ресурсы, ничего не производим! У нас выросли поколения, которые вообще ничего не знают о деревне, о сельском хозяйстве. Сегодня у меня в КФХ таджики работают! Уже лет 10. И когда, у меня спрашивают, чем помочь, я прошу только одного – помочь оформить этим людям гражданство.

Для справки

Тагир Харматуллин родился в 1955 году в деревне Чершилы Тукаевского района республики Татарстан.

1986 – 1996 — директор совхоза «Сосновоборский».

1996 – 2000 — генеральный директор ОАО «Набережночелнинский мясокомбинат».

2000 – 2002 — генеральный директор ОАО «Агрофирма «Сосновоборская».

2002 – 2010 — глава Тукаевского района.

2010 – 2012 — глава Менделеевского района.

C 2012 года — глава КФХ.

Chelny-biz.ru