«В городе 50 тысяч наркоманов. Я объяснял, что если этого не сделать, они все станут ВИЧ-инфицированными»

«Мы попали в самое начало – в пик наркомании и проституции. Думаю, смогли переломить ситуацию», – вспоминает о периоде своей работы главным врачом СПИД-центра Галимзян Зарипов. В начале 90-х он был депутатом городского совета, пять лет курировал отдел национальности и религии в местной администрации. Ближе к нулевым оказался в самом пекле, возглавив городской СПИД-центр. Вместе со своим персоналом Зарипов ходил по школам, колониям и предприятиям города, чтобы рассказать об опасной инфекции. Потом его дважды – сначала Рашит Хамадеев, а потом и Ильдар Халиков – вновь пригласят в горсовет, чтобы с высокой трибуны информировать о ситуации с заболеваемостью ВИЧ.

О том, как спасали детей от наркотиков, выезжали в колонии к зэкам с ВИЧ, проверяли проституток и гомосексуалистов и какие отношения после нашумевшего письма о COVIDс нынешним мэром Наилем Магдеевым – Зарипов рассказал в интервью Chelny-biz.ru.

ПРО ШКОЛЬНИКОВ, ПРОСТИТУТОК И ЗЭКОВ С ВИЧ

«У НАС ВЕДЬ ВЕЛАСЬ ОТКРЫТАЯ ПРОСТИТУЦИЯ. НА КАЖДОЙ ОСТАНОВКЕ ПО МИРА СТОЯЛИ ДЕВУШКИ»

–  Галимзян Салихович, вы возглавляли СПИД-центр Челнов в самый трудный момент. Расскажите, какие это были времена?

– Я стал главным врачом СПИД-центра в 1997 году. В то время было всего два ВИЧ-инфицированных и один умерший. Дальше резкий рост. На 1998-2000 пришелся пик заболеваемости ВИЧ, внутривенных заболеваний. Активно развивалась наркомания, до 2005 года она была сплошь и рядом. В городе тогда было около 50 тысяч, кто употреблял наркотики (кто-то официально состоял на учете, кто-то нет). В этот период мы выявили около 1,5 тысяч зараженных вирусом иммунодефицита человека.

Мы начали обследовать школьников, начиная с девятых классов, и даже там выявляли инфицированных. 

–  Все было настолько серьезно?

– В классах были лидеры, которые употребляли наркотики, курили марихуану, распространяли таблетки... Были даже случаи смертности среди учеников. На ГЭСе, например, в доме 10/70 мы выявили около 40 инфицированных ребят. Почти все учились в одной школе поселка ГЭС. Было выявлено много наркоманов, были и с ВИЧ. Тогда это считалось круто. Дети употребляли наркотики, смотрели порнофильмы.

В тот же период нам пришлось выходить на колонии Нижнекамска и Менделеевска. В 1998-1999 годах начали массово выявлять инфицированных, большинство из них – бывшие заключенные. Нам рассказывали, что в тюрьмы действительно регулярно поступают наркотики. Шприцов нет, поэтому там шло массовое заражение. 

Фото: © РИА Новости/Александр Кряжев

– Обследовать заключенных была ваша инициатива?

– Да. Это наша инициатива. Тогда даже начальники колоний получали выговоры, за то, что они впускали нас. Но уже через два года процедуру узаконили. Потом уже эти люди ордена и медали за это получали. 

– Какова была картина по зараженным в колониях?

 – Почти 40%! За 1998-1999 годы мы выявили в колониях более 600 ВИЧ-инфицированных заключенных.

У нас в Татарстане не было женских колоний, они сидели в Чувашии. Мы даже туда ездили. Договаривались с УФСИН. Везли гуманитарную помощь, чтобы найти общий язык с женщинами. Не все были готовы открыто говорить. Там же в чувашской колонии сняли фильм, который занял первое место. У нас по России было 104 СПИД-центра, и мы всегда были в первой десятке.

Начиная с 2000-х в тюрьмах начали официально проверять заболеваемость. И выявляли почти 10-20% ВИЧ-инфицированных среди заключенных. За это у меня есть почетная грамота от Татьяны Голиковой (тогда еще она работала министром здравоохранения). 

У нас ведь еще в 1999-2000 велась открытая проституция. На каждой остановке по проспекту Мира стояли девушки. Среди них начали выявлять заболевших. Потом «мамочки» сами на нас выходили. 

– Много было среди них инфицированных?

– Тогда в городе было 27 организаций социальной направленности (якобы оказывали помощь ветеранам, тяжелобольным и т.д.), а фактически они занимались проституцией. Все кураторы 27 организаций пришли к нам в центр, чтобы проверить своих девочек.

– Вот так просто?  

– В течение одной зимы было 10 убийств девушек, которые заразили своих клиентов сифилисом, гонореей, ВИЧ. Их руководители быстро вышли с нами на контакт. Всех девочек, прежде чем они вышли «на работу», проверяли. 

– Анонимно?

– За каждой девушкой и за каждой организацией был закреплен номер. На каждую завели карточку, без указания фамилий. 

– Сколько в итоге проверили?

– Ну если из 27 организаций проверили хотя бы по 10 человек, значит не менее 300…

К тому же, гомосексуалистов было много в Челнах. По нашим данным было более 300. Они тоже приходили к нам, анонимно проверялись. 

ПРО ПРИНЦИП ОТКРЫТОСТИ

«РАШИТ САИТОВИЧ НЕ ВЕРИЛ, ЧТО ЕСТЬ ТАКАЯ БОЛЕЗНЬ - ВИЧ-ИНФЕКЦИЯ»

– Как правило, негативную статистику принято скрывать, недоговаривать… У вас было все наоборот.

– Нам пришлось убеждать в этом руководство города. Была создана комиссия по наркомании и ВИЧ-инфекции. Мы открыто обсуждали эти вопросы, потому что знали – если будем скрывать, городу будет гораздо тяжелее. Мы снимали фильмы, были конференции у нас, в других городах России. В то время в Челнах было 12 печатных СМИ. Мы приглашали журналистов, из каждой газеты и журнала определили ответственного человека, обучили его, чтобы они компетентно могли рассказывать о нашей ситуации.

– Как долго пришлось уговаривать руководство города?

– Я объяснял, что если этого не сделать, а у нас в городе 50 тысяч наркоманов, все они станут ВИЧ-инфицированными. Беседовали с родителями, с каждым директором школы мы нашли общий язык. Проводили лекции, наши специалисты вместе с психологами работали в каждой школе. 

Рашид Саитович (Хамадеев – бывший мэр Набережных Челнов – ред.) сам приезжал к нам. Не верил, что есть такая болезнь как ВИЧ-инфекция. Я ему говорю: «А вы верите в любовь». Отвечает: «Да». «А видели ее?» - «Нет». «А верите в Аллаха?» – «Да!», «А видели его?» – «Нет!». Тогда я ему сказал: «Вот поверьте, никто не видел, но болезнь есть. Если и так не верите, мы можем перелить вам кровь больного, тогда проверите!». «Умеете вы убеждать», – тогда сказал он.

– Каково было работать в то время?

–  Жалко было, конечно, очень жалко. Сколько детей погибло… Когда люди начали слышать, узнавать о болезни, они, конечно, очень серьезно это восприняли. Всегда так надо говорить о таком открыто, обсуждать. 

Сейчас ситуация стабильна: среди наркоманов уже нет ВИЧ-инфицированных, редко встречаются зараженные половым путем. Мы попали в самое начало – в пик наркомании и проституции. Думаю, мы смогли переломить ситуации. Мы смогли переубедить, что быть наркоманом – это не круто, и говорить об этом открыто уже позорно. 

Фото со съемок фильма «Город Брежнев»

– Если бы позволили вернуться назад, что-то поменяли бы в своей работе?

 – Нет, думаю, что мы все правильно сделали. Знаете, мне помогло то, что я до этого в течение пяти лет работал в мэрии. Я знал всех руководителей города, мне было легко работать. Любые мои инициативы воспринимали как должное. 

Город был молодой, активный. Очень круто считалось тогда быть наркоманом. Такие были среди детей руководителей, они доставляли наркотики, распространяли, употребляли, умирали... При нас сколько детей достойных руководителей погибли из-за этого. 

Спустя время общество поняло, что наркотики – это опасно. Все-таки профилактическую работу вели не только мы, об этом говорили по всей России. Процесс пошел на спад. В 2013 году, когда я выходил на пенсию, было 3,5 тысячи ВИЧ-инфицированных. 

– Получается, многие обращались лично к вам за помощью?

– Меня многие знали, я до этого работал в администрации, поэтому многие знали меня лично. Выходили, просили помощи.

Был такой случай. Как-то пришел товарищ, попросил посодействовать с обучением сына знакомого. Я позвонил директору техникума. Спросил, будет ли он у себя, говорю: «Есть вопросы». Предупредил, что буду через какое-то время. Приезжаем, а он нас на улице встречает, чай налил. А потом спрашивает: «Какой вопрос?». Я объяснил, что вот товарищ, хотят учиться у вас. А он в шоке говорит: «И все? Я ведь недавно в больнице лежал, думал у меня СПИД нашли. Сейчас устроим» (смеется – ред.). Спрашиваю, какие экзамены нужно будет сдать. Он: «Какие экзамены, главное у меня все нормально!». Любой мой звонок тогда был тревогой. 

ПРО НАШУМЕВШИЕ ПИСЬМА В COVID

«Я ПЫТАЛСЯ ОБ ЭТОМ ПОГОВОРИТЬ С НАИЛЕМ ГАМБАРОВИЧЕМ, НЕСКОЛЬКО РАЗ ЗВОНИЛ»

– После выхода на пенсию вы ушли из публичного поля, но появились в период пандемии, да еще как – с открытыми письмами Рустаму Минниханову…

– Василь Гаязович предложил мне возглавить местное отделение Всемирного конгресса татар. Полтора года проработал… Потом пришел коронавирус, пошли первые жертвы. Среди них была наша сотрудница СПИД-центра, в горбольнице №2 (она умерла 13 марта 2020-го). Больше никакой информации не было, никто ничего не говорил…

–  …ну и вы как человек, привыкший все обсуждать открыто, хотели услышать, что на самом деле?

– Ко мне начали обращаться главврачи, говорили, что временами перебои с кислородом, не хватает койко-мест. Инфекционная больница вообще на ремонте (только часть функционирует)! Мы попытались позвонить, уточнить. Но не получилось. Так и родилось открытое письмо Рустаму Минниханову.

В октябре и сам заболел. У меня было 90% поражения легких. Кое-как спасли. Я благодарен бывшему министру здравоохранения Марату Наилевичу (Садыков, скончался в январе 2023-го – ред.). Мы были в хороших отношениях. Когда мое состояние ухудшилось, я успел написать ему СМС, что до утра не протяну. В течение получаса меня забрали в БСПМ, сделали МРТ. Своей жизнью я обязан министру. После этого письма мы с Садыковым еще сильнее сдружились.

– Реакция на письмо была?

– Реакция была очень сильной и очень хорошей от всех главных врачей. Но не понравилась руководству города. Почему-то они восприняли это как свою недоработку. 

– В холодных отношениях?

–  Я пытался об этом поговорить с Наилем Гамбаровичем, несколько раз звонил… Он обещал позвать, но так и не позвал. 

–  После писем вам пришлось уйти с поста председателя челнинского отделения конгресса. Официально: «по собственному желанию в связи с ухудшением здоровья». Как было на самом деле?

 – Я полтора года ходил, просил себе кабинет. Мне его так и не дали. Главный вопрос мэрии: кто будет за него платить? Я не уличный пацан, чтобы ходить, выпрашивать… Я просто уже не стал ходить на собрания. 

– Чем занимаетесь сейчас? 

– После выхода на пенсию наконец добрался до строительства дома. Сейчас с супругой занимаемся огородом. Гуляем в лесу, думаю, что благодаря этому смогли выкарабкаться после ковида. Каждый год ездим к дочерям и внукам в Турцию. На июнь уже запланировали поездку.

Лилия Хамитова