«Было время, когда я ругал современное поколение... Они другие. И мы должны их такими принимать»

Антон Ермаков – молодой преподаватель русского языка и литературы гимназии №76. В этом году он подготовил сразу двоих стобалльников. Причем это были его первые выпускные классы, которые нужно было «натаскать» к ЕГЭ. Chelny-biz.ru решил поближе познакомиться с учителем, который, судя по отзывам, на раз-два находит общий язык с учениками. Как помочь выпускникам добиться высшего балла, какие они – современные дети поколения TikTok (к чему стремятся, что читают, почему матерятся), почему молодые учителя не задерживаются в школе, как стать авторитетом для ребенка… Антон Олегович подробно и терпеливо ответил на эти и другие вопросы в интервью нашему изданию.

О ПОДГОТОВКЕ СТОБАЛЛЬНИКОВ

«ОНА ЗВОНИТ ВСЯ В СЛЕЗАХ: «Я УВИДЕЛА СВОЙ РЕЗУЛЬТАТ! Я НЕ ОЖИДАЛА!»

– Антон Олегович, сразу два выпускника, которых вы готовили к ЕГЭ, показали максимальный результат – по русскому языку и по литературе. В чем секрет? Как подготовить стобалльника?

– Не скажу, что есть какой-то готовый рецепт или алгоритм, гарантирующий 100 баллов. Другой разговор был бы, если бы все мои выпускники были стобалльниками. В рамках фронтального учебного процесса сложно получить такой результат. Русский язык – самый массовый экзамен, при подготовке приходится учитывать индивидуальные особенности выпускников, прорабатывать отдельные темы. У каждого из ребят свои образовательные потребности, которые нужно учитывать. В отношении литературы проще, этот предмет выбирают сознательно. Он, кстати, далеко не популярный. В этом году у нас его выбрали четверо. В ЕГЭ по русскому самый большой процент баллов из сотни дает последнее задание – сочинение-рассуждение. Оно проверяется по открытым критериям. За время работы я пришел к выводу, что это не совсем творческое задание, когда можно просто раскрыть свои мысли. Это скорее задача, которую необходимо решить, а для этого нужно нарабатывать определенные навыки. Этим мы с ребятами и занимались. Каждую неделю мы писали по сочинению, проверяли, анализировали. Они поначалу сопротивлялись. Это действительно сложно. Но потом, получив результаты экзамена, сами сказали, что это было единственное правильное решение – тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться. Наверное, в этом и есть принцип подготовки. А в остальном – индивидуальная работа с учеником.

– Сколько же их у вас?

– В этом году два одиннадцатых класса, 44 человека. Это мой первый выпуск, который сдавал ЕГЭ. С русским языком они справились очень хорошо. В среднем на 87 баллов. Не скажу, что все результаты соответствовали прогнозам. С некоторыми тестовыми заданиями они справились лучше, чем я ожидал. Некоторые ученики неожиданно для меня лучше написали сочинение. Есть ребята, которые неудовлетворены своим результатом. Кто-то рассчитывал на более высокий балл, но не справился с волнением или не сумел рассчитать время.

– Просто идти в рамках программы для подготовки к ЕГЭ – этого достаточно?

– Нет. При подготовке к ЕГЭ по русскому языку необходимо учитывать опыт обучающегося. Редко в практике удается вести ученика с пятого по 11-й класс. А экзаменационные работы строятся с учетом программы и пятого, и шестого классов. Ученики приходят с разными образовательными запросами – одни задания для них не представляют сложности, а над другими надо поработать. Приходится варьировать. За что хочу похвалить своих выпускников – они смогли за последний год очень хорошо мобилизоваться. Они понимают, что я не могу провести для каждого из них отдельное занятие в течение 45 минут урока, хотя каждый пришел со своими вопросами. Они очень здорово перестраивались, рассматривали как источник информации не только меня, но и другие ресурсы, справочники, пособия и даже своих одноклассников.

– А как проходит подготовка к экзамену по литературе?

– Когда ребята выбирают литературу, у них зачастую бывает несколько неверное представление об экзамене. Они говорят: «Я люблю читать и готов излагать свою точку зрения». Но этого недостаточно. В процессе подготовки бывают разочарования и некоторые оставляют эту идею, решив попробовать себя в чем-то другом. ЕГЭ по литературе – это, в основном, задания с развернутым ответом. Но каждое из них – это не творческая работа, у нее есть свои четкие критерии. Чтобы получить высокий балл, нужно хорошо знать тексты (не просто на уровне нравится/не нравится), владеть знаниями по теории, по истории литературы, ориентироваться в эпохе и уметь грамотно все излагать. В чем-то у ребят бывают пробелы. Кто-то может хорошо знать текст, но рассуждать о нем очень поверхностно, ставя во главу угла свое мнение, и не приводя официально признанной позиции литературоведов. Приходится несколько ориентировать учеников, убирать это «я» с первого места.

Фото: © Сергей Бобылев/ТАСС

– Кто ваши стобалльники? Какие они?

– Они одноклассницы, подруги. Обе очень талантливые, каждая по-своему. Алиса Аксакова получила 100 баллов по русскому языку. Она серьезно увлечена этим предметом. Мы с ней плотно работаем последние два года, в течение которых ее имя было на слуху. Она выиграла не один конкурс, не одну олимпиаду. Несмотря на свои хорошие задатки, она не делала на них ставку, не останавливалась на достигнутом. Алиса очень трудолюбивая, и мы ждали высокого результата. Я считаю, он совершенно заслуженный.

Эльвира Хайрутдинова – стобалльница по литературе. Это выпускница, которая все эмоционально воспринимает. Результаты начали публиковать ближе к полуночи, и мы не смогли вытерпеть, созвонились. Она вся в слезах! Я спрашиваю: «Что случилось?!». Она говорит: «Я увидела свой результат! Я не ожидала!». Этот результат дался ей с большим трудом. Она много работала, не только на уроках, но и на дополнительных занятиях, и самостоятельно, приходила с вопросами: «Я пишу пятую работу, у меня по одному из критериев все время низкий балл, что мне делать?». У человека была цель, к которой он шел. Она знала об экзамене все и понимала, чего от нее будут ждать на ЕГЭ.

– Не страдает ли у девочек подготовка по другим предметам?

– Они успевают. Обе стобалльницы – медалистки. Я надеюсь, у них все хорошо сложится в жизни, и эти результаты им действительно помогут.

О ПРОФЕССИИ УЧИТЕЛЯ

«У МЕНЯ НИКОГДА НЕ БЫЛО ВОПРОСОВ О ТОМ, ИДТИ ЛИ РАБОТАТЬ ПО СПЕЦИАЛЬНОСТИ»

– Как вы сами стали учителем?

– После школы (я учился в 58-й) поступил в Елабужский государственный педуниверситет на историко-филологический факультет. Не скажу, что долго готовился к тому, чтобы стать учителем. Раньше я говорил, что это было спонтанное решение. Но сегодня думаю, это был все же вполне осознанный выбор. В старших классах я пробовал себя в педагогике.У нас тогда были подшефные классы. Мне нравилось общаться с детьми. Почему именно русский язык и литература? Не знаю… Но ни разу не пожалел о своем выборе. Наверное, я не смог бы себя реализовать как математик или историк. А любовь к чтению мне привили. Очень запомнились уроки литературы у моего учителя – Натальи Николаевны. Я ей очень благодарен.

– Не возникало сомнений, а идти ли работать по специальности?

– Никогда не вставал такой вопрос. Я помню, когда мы только получили дипломы, я начал искать работу. Буквально через неделю после выпускного. Я не понимал, что в июле все директора в отпусках, и новых сотрудников просто некому набирать. У меня была паника: «Как так? Я получил диплом, а меня никто не берет на работу! Все говорят подойти в августе». Было ощущение невостребованности. Но потом меня очень быстро взяли на работу. В кадетскую школу №47.

– Учитель-мужчина, а тем более по русскому – это все же редкость сегодня…

– Да, действительно. Нас было всего двое на потоке. Но мы учились очень хорошо. В городе коллег-мужчин тоже не очень много, но все наши имена на слуху. Считаю, мы достойно держим марку (улыбается – ред.). Немного по-другому относятся дети. Как-то я случайно услышал разговор двух старшеклассников, которые увидели мою фамилию в расписании. «Как-то странно, там, наверное, не хватает буквы «а» в конце. Не может быть, чтобы был учитель-мужчина. Скорее всего, какая-то возрастная женщина». Такое стереотипное было мышление. Но, кажется, мне удалось его разрушить за 13 лет работы. По крайней мере, негативных отзывов в свой адрес я не слышал.

– В образовании сейчас острый дефицит кадров. Почему сложилась такая ситуация, как вы считаете?

– Недостаток моей профессии в том, что учителя перегружены. Не столько из-за лишней работы, сколько из-за того, что никто не приходит на смену старшим коллегам. Они вынуждены работать. Они делают это в полную силу. Я всегда с уважением о них говорю, но в то же время мы не можем нести все на себе. А учителей более молодого поколения не так много. Мне кажется, это связано с запросами, которые предъявляют к профессии. Современные вузы делают для студентов очень много. Мое субъективное мнение – для них организуют даже слишком тепличную обстановку, создают идеализированное представление о профессии. Когда выпускники попадают в реальные условия, у них возникает много вопросов, связанных с организацией обучения, взаимодействием с учениками и их родителями, с коллегами. И зачастую это идеализированное представление рушится в первые несколько лет, начинается «ломка». Если учитель с ней справится, преодолеет сложности и оставит позади стереотипы, он останется в профессии. Если они ему не по плечу, и рядом нет людей, которые помогут их преодолеть, поговорить в нужный момент, наставить, то он уйдет. Я всегда задаю один вопрос: «Ты говоришь, что больше никогда не свяжешь свою жизнь со школой. Ты будущий родитель. Кто будет учить твоих детей?». В ответ приходится слышать: «Кто угодно, только не я».

– Финансовый фактор, наверное, тоже играет определенную роль?

– Естественно. Приходят с большими надеждами, с большими амбициями. Но для того, чтобы иметь какое-то существенное финансовое подкрепление, нужен определенный опыт, стаж, и нужно что-то делать. А выпускники не всегда способны делать все то, что и учитель со стажем. Если человек способен преодолеть такие сложности как небольшая зарплата, большая нагрузка (а в первые несколько лет она действительно большая), то он останется. Если нет – уйдет, причем, как правило, не из конкретной школы, а вообще из профессии. Из моих однокурсников, наверное, только пятая часть работает в образовании. Кто-то ушел в строительство, в здравоохранение, в журналистику… Это печально, но, с другой стороны, так, наверное, работает естественный отбор.

ОБ АВТОРИТЕТЕ УЧИТЕЛЯ

«СТАТЬ НАСТАВНИКОМ И ДРУГОМ ДЛЯ ВСЕХ ДЕТЕЙ – ЭТО УТОПИЯ»

– Эксперты говорят, что большой урон за последние годы был нанесен престижу профессии учителя. Что сегодня это человек, который оказывает услугу, а не является авторитетом для учеников и их родителей. Что думаете на этот счет?

– Такая тенденция есть. Но мне кажется, в этом виноваты не только те люди, кто придумал, что образование – это услуга. В какой-то степени виноваты и мы сами. К разным учителям относятся по-разному. Многое зависит от самого преподавателя. В свое время никто и не думал, что за пределами школы у педагога есть своя жизнь, что он – такой же человек, как все. С учителя сняли своего рода «ореол святости». Раньше учителя воспринимали как истину в последней инстанции, а сейчас ребенок обладает очень большими информационными ресурсами. Он может очень много найти и прочитать сам. Отношение меняется, в том числе, из-за этого. Мне кажется, такой процесс закономерен. Есть учителя, к которым прислушиваются, которых любят, с которыми советуются. Есть педагоги, к которым прислушиваются в меньшей степени.

– Как быть таким педагогом, к которому прислушиваются, которого уважают?

– Готового рецепта опять же нет. Иногда кажется, что ребенок ни в какую не идет на контакт. Но это нормально, ведь мы все разные. Что помогает мне? Прежде всего, быть самим собой. Если ты навязываешь себе какие-то авторитеты и принципы, которым не следуешь сам, очень сложно внушить их детям. Быть на уроке таким, какой я есть, я считаю, помогает мне добиться расположения ребят. Если я чего-то требуют от них, я так же подхожу и к себе. Мои близкие смеются, что «домашняя работа» у меня никогда не заканчивается. Я сижу над книгами, разбираю какие-то вопросы. Опытный коллега в первые годы работы дал совет: «Единственное оружие, которое у тебя есть, – это твои знания. Ты знаешь и умеешь больше. Пусть это будет тайное оружие, которое поможет тебе развернуть ребенка в свою сторону». И действительно, какие-то дополнительные интересные факты, рассказы располагают учеников. Большую роль играет также просто общение с детьми не в рамках предмета, а на какие-то важные для них темы.

Фото: © Михаил Джапаридзе/ТАСС

– Вам удается расположить к себе всех своих учеников?

– Стать наставником и другом для всех детей – это утопия. У всех разный склад характера. Я принимаю как должное, что для конкретного ученика я могу не являться авторитетом. Но есть, например, другой педагог, к которому он прислушивается. Так у нас, учителей, вырабатывается определенная стратегия. Когда мы пытаемся добиться чего-то от ребенка, мы идем к коллеге и просим помощи в наведении мостов. И это работает. Невозможно, чтобы ребенок любил всех учителей. Как правило, у него есть один, ради которого он ходит в школу, видит в нем наставника.

О СОВРЕМЕННЫХ ДЕТЯХ, ИХ ЯРКО ВЫРАЖЕННОМ «Я» И МАТЕ

«ОНИ СТРОЯТ БОЛЕЕ АМБИЦИОЗНЫЕ ПЛАНЫ И ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО ДВИЖУТСЯ К НИМ»

– Какие они – современные «дети поколения TikTok»? Что их интересует?

– Было время, когда я ругал современное поколение. Но сейчас мне кажется, что я глубоко ошибался. Слово, которым можно охарактеризовать молодежь, – они другие. И мы должны их такими принимать. Они родились и воспитывались в другое время в других условиях. У них, естественно, есть недостатки, и нам они кажутся ярко выраженными, просто потому что мы сравниваем их с собой. И зачастую мы не готовы принять их достоинства, а они есть. Это поколение очень много говорит о себе, к этому их располагают современные социальные условия. Они имеют возможность высказать свою точку зрения даже анонимно, снять ролик, обнародовать его на широкую аудиторию, в то время как мы в юности старались, наоборот, спрятаться в тени. Зачастую это личностное «я» идет у них на первом месте. Но это и плюс, губить на корню это не стоит. Как мне кажется, это подталкивает их к самореализации. Они строят более амбициозные планы и последовательно движутся к ним. Как-то мы разговаривали о мечтах (тема урока располагала) и оказалось, что у каждого из них есть мечта и не одна, причем с определенным сроком исполнения. Они движутся к своим целям, советуются с нами или идут вопреки общепринятому мнению. Они много знают, хорошо ориентируются в окружающем мире, многое умеют. И мы не можем их за это ругать. Они, я думаю, движутся в правильном направлении.

– Вы все-таки больше, наверное, судите по гимназистам…

– Я общаюсь и с ребятами из других школ города. Я работал в трех учебных заведениях до прихода сюда. В гимназии я три года. Гимназисты, конечно, в определенной степени отличаются от учеников среднеобразовательных школ. Но это такие же подростки. У них, может быть, более завышенные образовательные потребности, более осознанный подход к учебе, но они проживают обычную жизнь современного подростка. Да и в других школах города много ребят с таким же осознанным подходом к обучению.

– Сегодня от детей часто приходится слышать мат. Мы в школьные годы постеснялись бы произносить большинство этих слов. Как вы относитесь к этой тенденции?

– Прежде всего, я не утаиваю о существовании мата. На первом занятии по русскому языку в десятом классе мы рассматриваем структуру языка. Я проговариваю ученикам, что есть такой пласт, что это наша языковая картина. И в литературных произведениях, особенно у современных авторов, мы встречаем такую лексику. Ученики помладше говорят: «Как же так?! Так же нельзя говорить». Я объясняю, что это действительность, которая находит отражение в литературных произведениях, где описывается определенное общество в определенное время. Сейчас мы наблюдаем тенденцию к использованию нецензурной брани в речи совершенно разных людей. Как я реагирую? Я всегда делаю замечание. Если слышу от своих учеников, я придумываю им страшное наказание: выучить стихотворение наизусть, выучить слова на эту букву из орфографического словаря и провожу им диктант. С ребятами постарше мы стараемся выяснить причину использования мата. Нецензурное слово появляется в речи, когда нужно выразить какую-то эмоцию. Почему не смог выразить другим способом? Значит, словарного запаса не хватает. Нужно его наращивать, искать другие образцы литературной речи.

– Для чего бороться с матом в речи?

– Ребята могут столкнуться с проблемами в профессиональной среде. Особенно если человек будет занимать высокопоставленный пост, продвинется по карьерной лестнице, и это будет не соответствовать его социальному облику, будет мешать. Поэтому лучше сейчас истреблять мат из своей речи. Нельзя это игнорировать. Ресурсы русского языка способны предложить сотню других способов, чтобы выразить ту или иную эмоцию.

О ТОМ, ЧТО ЧИТАЮТ СОВРЕМЕННЫЕ ДЕТИ

«ИМ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЭТО КАКАЯ-ТО ВТОРОСОРТНАЯ ЛИТЕРАТУРА. НУЖНО ВРЕМЯ. ОНО РАССТАВИТ ВСЕ НА СВОИ МЕСТА»

– Современные дети вообще читают сегодня книги?

– Читают. Но не то, чего от них хочет школьная программа. Они рассказывают о своих интересах. Зачастую это даже крик души. Потому что есть список произведений, обязательных к прочтению, а есть то, что им на самом деле хотелось бы почитать.Но здесь можно покритиковать и моих коллег. Несколько лет назад я был в жюри педагогического конкурса, и когда приходили филологи, я задавал один вопрос: какую современную литературу они читают. Современная – это последнее десятилетие. Только одна учительница смогла ответить на этот вопрос. Другие называли произведения 90-х и даже 70-х годов. Складывается впечатление, что последнее современное произведение было написано в 70-м, и литература дальше не развивалась, или науке это неизвестно. Когда мы говорим, что современные дети не читают, это значит, что они не читают ту литературу.

– Почему ребята не любят классику?

– Они говорят: «Мы прочитаем и ничего не поймем». Они действительно ее не всегда понимают. Многие реалии, которые описаны в литературе 19-го века, далеки от нас.

– А что тогда читают?

– Современные детективы, любовные романы. Мои ученики читают Владимира Сорокина, Евгения Водолазкина, есть небольшой коллектив любителей прозы Гузель Яхиной. Им нравится, потому что язык наш. Даже если авторы описывают реалии не нашей эпохи, они каким-то образом преподносят их современному читателю. В любом случае, нужно читать и классику. Просто ее нужно преподносить по-другому. Приходится уделять много внимания комментированию, чтобы сделать встречу с новым текстом более комфортной.

Фото: © Сергей Савостьянов/ТАСС

– Списки «на лето» – они как-то обновляются сегодня?

– В школьной программе есть разделы с формулировкой «на усмотрение учителя». Тогда мы сами выбираем произведение определенного автора. Мы регулярно дополняем список, но с определенными условиями. Это должны быть качественные произведения, вышедшие в авторитетных издательствах.

– Что читаете сами?

– Я все жду, когда у меня будет пятый класс, где ребята проходят небольшие по объему тексты, и будет время почитать что-то для себя. На прикроватной тумбочке у меня лежит Сергей Довлатов. Хочу почитать в ближайшее время. Совсем недавно оттуда «ушел» Достоевский с романом «Униженные и оскорбленные» (никак руки до него не доходили). Мне очень понравился роман «Генерал и его семья» Тимура Кибирова. В последнее время у меня сильно расширился круг профессионального общения, и многое советуют коллеги: Марину Аромштам, дуэт Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак, которые пишут о современных подростках, из зарубежных – Роба Буйе. Когда у меня появляется возможность, я читаю и потихоньку подсаживаю ребят на современную литературу, чтобы они понимали, что литературный процесс не остановился. Сравнивая эту литературу с классикой, ученики среднего звена теряются: «Что вы нам дали?». Им кажется, что это какая-то второсортная литература. Нет, она просто еще не входит в традицию изучения. Нужно время, оно расставит все на свои места.

Анна Перебаскина