«Стыдно было тут сидеть, по барам зависать, когда в полях ребята для меня таскают каштаны из огня»

Депутат Малошильнинского сельского поселения, заместитель директора ПО «ПластиК» Антон Комлев отправился волонтером на Донбасс. Мужчина переклеил свою оранжевую Subaru («боялся, что попадет в зону видимости коптеров»), загрузил ее купленной на свои деньги гумпомощью и отправился в зону СВО, преодолев более пяти тысяч километров. Под крыло его как добровольца взяли опытные российские офицеры в запасе, к которым предприниматель сам вышел с инициативой.

Комлев признается, что поехал в зону СВО, чтобы понять - врет ли пропаганда. «Хотелось удостовериться лично, все ли на самом деле так, как я себе выстроил в голове», - отмечает он. Депутат общался с военными из ополчения ДНР и местными жителями, ночевал под взрывами от прилетов или работы ПВО, изучал обстановку и попутно вел фотохронику своей гуманитарной экспедиции. Он рассказал Chelny-biz.ru про разрушенные под ноль города, военный быт жителей Донбасса, разницу между российскими военными и бойцами ополчения, а также поделился своими эмоциями от долгого и рискованного маршрута.

О ЛИЧНОЙ ЦЕЛИ

«ДА, Я МОГ ОТДАТЬ ДЕНЕГ: МОЛ, ВОТ РЕБЯТА, ПОМОГАЙТЕ КОМУ НУЖНО. НО У НАС ЖЕ НИКТО НЕ ОТЧИТЫВАЕТСЯ…»

- Вы несколько дней провели в зоне СВО. Что вас побудило поехать туда?

- Желание помочь людям, находящимся там. Решил для себя, что сделаю ее адресной – бойцам ДНР. Потому что, признаться честно, не был уверен, что помощь, собранная на местах, дойдет до парней полностью. Да, я мог отдать сумму денег: мол, вот ребята, помогайте кому нужно. Но у нас же никто не отчитывается… До солдата проходит три-четыре рукопожатия… А мы же знаем, что, к сожалению, у некоторых нечисты руки. Этот факт тоже нельзя отрицать. И я решил – хочу помочь сам. У меня был выход на Российский союз офицеров запаса – напросился к ним, чтобы отвезти гумпомощь. Сначала они с осторожностью отнеслись, потом все же приняли.

- Какую помощь взяли с собой? На чем поехали?

- Перед отправкой я запросил, что нужно, взял из списка посильную мне ношу - 85 комплектов нательного белья, 60 футболок с начесом, столько же шапок и сапог разных размеров. Взял отпуск на неделю. Из Челнов поехал в Москву, до места общего сбора. Далее день в Таганроге и оттуда через границу в ДНР, где мы провели три дня. Обратно в том же порядке. Всего проехал 5300 км. На своей машине, кстати. Ее пришлось немного преобразить. У меня она яркая, оранжевая. Думал: «А как я смогу поехать на ней?» Боялся, что попадет в зону видимости коптеров и т.д. Обклеил черной пленкой.

В целом у нас было пять машин гумпомощи. Офицеры, например, подарили военным ДНР новую буханку УАЗ, а Донецкому военному училищу – УАЗ «Патриот». Мы их гнали из Москвы.

- Как родные отнеслись к вашим планам?

- Я родителям не сказал, чтобы не переживали. Знала только моя жена, близкие друзья. Волновались, конечно. Потому что когда заезжаешь на территорию ДНР и ЛНР, сигнал уже не ловит, нашей связи там нет. Приезжаешь и просто пропадаешь. Я тоже переживал. Это страшно, конечно. Но волков бояться – в лес не ходить. Я подумал: «А если там живут люди, то чем я хуже?» Если я себя считаю мужчиной, то должен поехать. Приехал и понял – не так все жутко. Конечно, я не был на передовой, там, бесспорно, ребятам в тысячу раз тяжелее. Но в предтыловой части страшно не так сильно.

- Кто был в команде?

- Нас было девять человек. Я и боевые офицеры – полковники, подполковники. Кто-то из них еще служит. Взрослые мужчины. Например, был доктор философских наук, подполковник, завкафедры московского лингвистического университета. Был офицер 1948 года – он легендарный человек, крепкий дядя, еще в СССР награжден Орденом Боевого красного знамени за кампанию в Афганистане, участвовал в переходе через Памир. Также в составе поехал заместитель военкома одного из подмосковных городов, он старше моего отца. Я его спросил: «Вы-то зачем поехали?». Он ответил: «Я детей сюда отправляю. Забираю у матерей и отправляю. А как я им в глаза буду смотреть, если я сам здесь не был? Мне нужно было здесь побывать и увидеть, чтобы самому с уверенностью говорить, что происходит». Это его вторая поездка, но он, я уверен, будет ездить и дальше. Большинство из них, кстати, – выпускники Донецкого военного училища. Меня взяли как волонтера-добровольца.

ОБ ОБСТАНОВКЕ НА ДОНБАССЕ

«НА ЗВУК УЖЕ МОГУТ ОПРЕДЕЛИТЬ, ЧЬЯ РАБОТАЕТ АРТИЛЛЕРИЯ: «ЭТО НАША, А ЭТО ПВО, А ЭТО HIMARS ВСУ». ДАЖЕ КАЛИБР ОПРЕДЕЛЯЮТ! ВЫУЧИЛИ ЗА ВОСЕМЬ ЛЕТ…»

- Расскажите подробнее о маршруте. Что особенно впечатлило?

- На границе с ДНР и ЛНР, когда ехали через Новоазовск, простояли в пробке семь часов - туда с России едет столько стройматериалов! Пробка только из фур была 30 километров! Так как я был с офицерами запаса, нас сопровождали органы. Поэтому мы периодически торопились по встречке. На границе прошли все кордоны – досмотрели наши машины, паспорта. И мы поехали в сторону села Анадоль, которое на пути к Донецку. Заехали в местный сельсовет, выгрузили гумпомощь: компьютеры, столы, бумагу. Нас встретили с распростертыми объятьями. Там, кстати, очень много российских военных – ездят по территории на БТР, танках. Для себя отметил, что все российские бойцы обмундированы очень хорошо, одеты «от» и «до». В отличие от ополченцев ДНР, которых Минобороны еще не взяло к себе на баланс. Они одеты гораздо проще. Мы им как раз помощь и везли. Потому что знаем, что российская армия более-менее хорошо снабжается, а эти ребята – не очень.

Затем поехали в Донецк в высшее военное училище. Сейчас его поддерживают власти России, разумеется, с перспективой на воспитание офицеров по старой советской школе. Мы переночевали ту ночь там, в казармах. Нас покормили как солдат. Мне понравилось - кормят, оказывается, здесь очень хорошо! Каша с мясом, яйца, сливочное масло, творожная запеканка…

- Проезжали через Мариуполь? Он сильно пострадал во время весенних боев…

- Да, из Волновахи ехали через Мариуполь на обратном пути. Вглубь не заезжали, потому что город почти пустой. Он сильно разбит, разрушен. Когда увидел, подумал: «Не дай бог к кому-нибудь такое придет в город». Но все это строится. Волноваху уже отстраивают, окна стеклят, многоквартирные дома, в которые были прилеты, поднимают наши российские строители. Мы курсировали между городами по нашему маршруту, и почти везде уже лежит асфальтовая дорога! Новая, проложенная Россией. Едешь – справа у тебя разбомбленный город, слева – разрушенные заводы, как, например, «Азовсталь» в Мариуполе, а под тобой – идеально новая чистая двухполосная дорога, как наша «Челны-Казань».

- На вашем пути также значилась Горловка, где все еще идут боевые действия… Были прилеты в ваше присутствие?

- Там мы оказались уже на следующий день. Встретились с ребятами из горловского артиллерийского дивизиона «Корса» (назван в честь погибшей женщины-военного, командира, полковника Ольги Качуры – ред.). Мы к ним приехали в первый раз, на разведку – узнать, в чем нуждаются, и составить списки. В плане помощи везли то, что посчитали необходимым. Я, например, передал им носки от наших челнинских девочек из «Твори Добро». Основная часть помощи ушла военным ДНР, которым мы ее везли.

В Донецке и Горловке чувствуешь и слышишь, как бомбят. Как прилетают ракеты ВСУ, как работают наши ПВО. Когда мы приехали туда, был туман, не стреляли. Как только он рассеялся, начались обстрелы. Мы уехали минут за 20 до обстрела, фактически, опоздай мы, оказались бы под огнем.

- Большую часть времени вы провели в Донецке? Как там обстановка?

- Да, мы располагались у людей, которые там живут. Меня определили в частный дом, где жили муж с женой. Это знакомые одного из военных, с которыми я поехал. Воды у них нет – доступ перекрыли ВСУ. Они там долгое время живут с сухими кранами. Воду таскают, привозят. Там по всему городу люди ходят с баллонами, ездят машины с баками на крышах. Но город живет, они привыкли. Даже к обстрелам, представляете?! Для нас ведь это так страшно… Мы стоим на улице и каждую минуту происходят взрывы где-то в отдалении. Их отчетливо слышно и ни с чем не перепутаешь – понимаешь, это взрыв. Когда происходит достаточно близко, шарахаешься. А они нет. Они их уже не слышат. Как-то взорвалось за территорией города, я спрашиваю: «А это нас бомбят или мы?». А они: «Где? Не слышим, надо прислушаться». Они стоят и специально прислушиваются. Даже на звук уже могут определить, чья работает артиллерия – говорят: «А, это наша, а это ПВО, а это HIMARS ВСУ». Даже калибр определяют! Выучили за восемь лет… Мы как-то вместе с местными стояли на заправке, в километре были слышны сильные взрывы. Их прям кожей можно было почувствовать… А они стоят кофе пьют, курят…

О МЕСТНЫХ ЖИТЕЛЯХ

«СТОИТ ПАРНИШКА МОЛОДОЙ, 30 ЛЕТ. ПОЛУЧАЕТСЯ, ЧТО ЛУЧШИЕ ЕГО ГОДЫ ОН ПОТРАТИЛ НА ТО, ЧТОБЫ ОТСТАИВАТЬ СВОЮ СТРАНУ…»

- Как настроения среди местных жителей?

- Они так рады русским! Когда в 2014 году все началось, на территории ДНР было несколько сотен тысяч людей с русскими паспортами. Они были удивлены, почему Россия не идет помогать. А наше правительство решало вопросы, как это делать легитимно… Сейчас, когда шаги со стороны страны уже сделаны, они говорят: « Ребята, спасибо, Россия к нам пришла! Президенту спасибо, что нас взяли, помогаете нам!» В частности, за ПВО. Потому что сейчас прилетают те ракеты, которые по каким-то причинам не сбила оборона. А так в основном только осколки падают.

Практически у всех на машинах в ДНР нарисована буква «Z». Они все живут под этим символом – это знак, что к ним на защиту пришла Россия. Чувство российского патриотизма здесь очень большое. Больше, чем у нас здесь. Все, с кем я общался, не скрывают этого. Я спросил у местных – почему бомбят, какая цель? Они говорят: «Уничтожить русских». Местные рассказывают, что не стреляют по заводам, инфраструктуре, вышкам, административным центрам. Только по частному сектору, чтобы разозлить народ. Стреляют и стреляют. Но ПВО защищает. Поэтому там все рады, что пришли российские ВС. Хотят, чтобы быстрее победили.

Они рассказывают, что в Украине уничтожили все партии, оставив одну, которой руководит сейчас уже известный во всем мире артист. Альтернативных СМИ нет, уничтожено все, есть только одна повестка, которая накручивает население. Если кто-то выражается оппозиционно, их подвергают репрессиям, вплоть до расправы. Поэтому люди боятся поднять голову.

- Удалось поговорить с военными?

- Они выполняют свои боевые задачи, мы их не тревожили. Да и как их будешь отвлекать? У нас, к тому же, задача была иная. Пообщаться с теми, кто там уже много лет, в том числе в ополчении. Удалось поговорить, хотя поймать их очень трудно, они в основном на передовой. Нам просто повезло выйти на них. Они, кстати, от камер и не прячутся. Говорят: «Фотографируй, пусть нас в лицо знают и боятся». Поделились, что украинскую речь давно не слышали. В основном, англичане, венгры, румыны, поляки… Это они слышат по перехвату радиоволн и на передовой.

В ополчении разные люди. Поразил меня один боец. Стоит парнишка молодой, 30 лет. Спросил его, как давно он в рядах военных. Он: «С самого начала». И я в этот момент понимаю, что он с 22 лет занимается войной, живет и прячется под пулями по заброшенным гаражам и домам. А он красивый умный парень! Но получается, что лучшие его годы, когда нужно наслаждаться жизнью, учиться, в караоке петь, с девушками встречаться, он потратил на то, чтобы отстаивать свою страну… А у нас ребята допускают в сторону солдат уничижительные комментарии, называя их «мясом»… После поездки я поменял взгляды на некоторых своих соотечественников. Я увидел там настоящих мужиков. Крепких, отстаивающих свою страну и семью, тех, у кого есть понятия «Отечество» и «честь». Они могли уехать в Россию, их никто не заставляет идти в ополчение. Но они остаются. Потому что если они уйдут, понимают, что страны не будет. А у нас многим просто плевать. Говорят, в США лучше, там спокойнее, я уеду… Я не понимаю этого, наверное, потому, что на других книжках вырос.

О ПРОПАГАНДЕ

«ДУМАЛ, ЧТО НАМ ВРУТ. РАЗМЫШЛЯЛ: «Я ТУТ ЗА РОССИЮ ТОПЛЮ, А ВДРУГ МЫ И ПРАВДА АГРЕССОРЫ?»

- Получили ли вы ответы, за которыми ехали?

- Да. Мне было интересно – является ли полной пропагандой вся информация, которая поступает через телеграм, медийные платформы и СМИ. Хотелось поговорить с солдатами и местным населением самому. Плюс предпосылкой стала смерть моего одноклассника и друга детства Олега Колчерина. Он пошел добровольцем, привезли в цинковом гробу. Попал под бомбежку. Мы были на похоронах, чем смогли помогли семье. Запомнил слова его отца, когда тот вспоминал Олега. Он говорил, что Олег считал себя гражданином страны и воевал ради того, чтобы был мир.

Мне было стыдно быть безучастным в этом вопросе. И хотелось удостовериться лично, все ли на самом деле так, как я себе выстроил в голове. Стыдно было тут сидеть, блага получать, по барам зависать, когда там, в полях, какие-то ребята для меня таскают каштаны из огня. Они воюют за нашу страну, территорию, людей. А мы сидим и даже не знаем, что они существуют.

- Какие выводы для себя сделали?

- Слава богу, нам говорят правду. Хотя я, честно, думал, что нам врут. Размышлял: «Я тут за Россию топлю, а вдруг мы и правда агрессоры, как говорит зарубежная пропаганда?» Но я приехал, пообщался с людьми, которых бомбят, военными, которые на передовой. Посмотрел им в глаза, ощутил все на себе. Все для себя увидел. Решил: даже если моя страна вдруг когда-то окажется не права, я все равно буду за нее идти, потому что запасной у меня нет.

Юлия Шестакова

Фото: Антон Комлев