«Новое здание не спасло ситуации. Что греха таить, репутация театра была так себе. Первое время зритель вообще не шел»

«Я был уверен в своих действиях и понимал, чего хочу. По всем аспектам – документальным и юридическим – все было прозрачно. Вместо того, чтобы решить вопрос с глазу на глаз, они вынесли сор из избы», – вспоминает художественный руководитель татарского драматического театра им. А. Гилязова Олег Киньязягулов свой приезд в автоград. Тогда конфликт между старой гвардией актеров театра и новым топ-менеджером получил республиканскую огласку. По итогу три актера навсегда покинули сцену, а худрук начал формировать новую команду. Сегодня в коллективе восемь новых лиц. С этого года драмтеатр планирует готовить для себя кадры по целевому обучению. В первом потоке – 10 ребят.

О том, как выбирают актеров, о сложностях работы национального театра и подготовке к двум юбилеям – Олег Киньзягулов рассказал Chelny-biz.ru.

КАК ПРИШЕЛ

«ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ РЕШИТЬ ВОПРОС С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ, ВЫНЕСЛИ СОР ИЗ ИЗБЫ. К ЧЕЛОВЕКУ ПОТЕРЯЛОСЬ ДОВЕРИЕ, ПОЭТОМУ ПРИШЛОСЬ ПРОЩАТЬСЯ»

–      Олег Мадиярович, вы пришли в театр с кардинально другим видением ситуации, решив омолодить труппу. Тогда ситуация получила огласку на всю республику. Как воспринял вас коллектив и чем закончился конфликт?

–      У нас есть острая необходимость в обновлении штатных единиц, так как большая часть все-таки превалировала именно во взрослых артистах. Было принято такое непростое решение и, казалось, что все было обосновано и согласовано. Каждый с этим согласился, и вроде бы, все понимали, что театр должен жить, театр должен развиваться. Здесь мы все служим театру. Не самому себе, не кому-то, а именно театру. Но потом произошла вот такая оказия. Но я был уверен в своих действиях, понимал, чего хочу. По всем аспектам – и документальным, и юридическим – все было прозрачно. Вместо того, чтобы решить вопрос с глазу на глаз, они вынесли сор из избы. К человеку потерялось доверие, поэтому пришлось прощаться.

–      Со сколькими тогда пришлось попрощаться?

–      Трое. Часть тех, кто тоже подписывал письмо, остались. Мы нашли точки соприкосновения. Сейчас они работают дальше. Поменялось ли к ним отношение после этого? Они проявили себя с лучшей стороны.

–      Еще до назначения худруком вы приезжали в театр 2018 году в качестве режиссера, однако проработали недолго. Не сложилось с бывшим руководством?

–      Меня отправили в Челны как режиссера, который только окончил обучение. Я не знал город и даже не знал, что здесь есть театр. Сойдя с автобуса, я у всех спрашивал, где находится татарский драматический театр. И знаете, мне никто не ответил – они просто не знали. Это сильно на меня подействовало. Честно, было досадно до слез...

–      Тем не менее, вам удалось поставить два спектакля, один из которых «На кисельном берегу» («Зәңгәр томан артында») дважды съездил на фестиваль…

–      Это было первое соприкосновение с труппой. Наше участие в фестивале было большим плюсом и для меня, и для театра. Потом у меня, действительно, не заладилось с руководством.

Когда я приехал, я был не в восторге от репертуара, но я был просто поражен тем, какой неиспользованный потенциал у актеров. Когда с ними начинаешь работать, они начинают гореть по-другому, у них появляется другое сияние. Я начал защищать актеров. Естественно, это дело никому не понравилось, и я вернулся в Казань. Спустя какое-то время в татарском драмтеатре начинаются печальные события – громкие судебные разбирательства, уголовные дела...

–      В этот же период начинаются разговоры о реконструкции бывшего здания «Колизея» под драмтеатр…

–      Да, меня 30-летнего отправляют в Набережные Челны. Конечно, было волнительно. Три недели изучал проект.

–      Кстати, вам что-нибудь удалось изменить в проекте?

–      Что-то мы в итоге поменяли. Но знаете, что хочу сказать, жаль, что реконструкция здания не решалась коллективно. Это вот большая ошибка. Объемы сцены большие, что требует большого объема декораций. Но у нас большая беда с производственными цехами – декорационным, пошивочным, бутафорским, сварочным. Они, к сожалению, остались небольшими. Поэтому если какие-то детали создаются, они делаются в небольшом формате. Мы потом выносим на сцену и начинаем собирать. Это занимает много времени. А у нас репертуар достаточно активный: мы играем по два-три спектакля в день, параллельно могут быть выезды. То есть это создает некие неудобства. Но при этом мы адаптировались, обжились.

ПРО КОЛЛЕКТИВ

«ОНИ ПРИХОДЯТ В ТЕАТР И НЕ ПОНИМАЮТ, КАК ЗДЕСЬ РАБОТАТЬ. ДЛЯ НИХ ТЕАТР ВДРУГ СТАНОВИТСЯ КАКИМ-ТО ЧУЖЕРОДНЫМ»

–      Сегодня труппа достаточно сильно омолодилась. Где нашли кадры?

–      В первый год география отбора была достаточна обширна: Татарстан, Башкортостан, Оренбург. За все это время к нам пришло восемь человек.

–      Есть ли среди них местные?

–      Да, такие приходят, как правило, посмотрев наш спектакль. Говорят, что вдохновляет метод работы (в более-менее классическом варианте: разбор, этюдный метод, действенный анализ). Приходят, общаемся, проходят прослушивания, и я их либо принимаю в труппу, либо нет.

–      По каким критериям вы оцениваете кандидата на роль актера?

–      Самое первое – это умение мыслить на татарском. За пять лет работы в театре Челнов я понял, что процент носителей языка, к сожалению, сокращается. Это особенно наблюдается тогда, когда мы выпускаем либо классические произведения, либо произведения состоявшихся классиков, где текст посложнее, непростой, небытовой. Приходит зритель в театр, первый акт слушает, а на антракте идет за синхронным переводом.

–      Не улавливает мысль…

–      Да. А человеку, играющему на сцене, нужно уметь доносить мысль на татарском языке.

–      То есть, кандидату с явным русским акцентом делать в татарском драматическом театре нечего?

–      Если понимаешь, что этот момент уже не исправить, то таких мы не берем. Иной раз человека просишь спеть народную песню… И вдруг в ней ты слышишь те самые звуки. Тут ты понимаешь, что есть за что ухватиться, над чем поработать. В этом сезоне к нам пришел новый парень Ильназ Гаффанов. Чувствовалось, что в нем есть энергетика, есть национальный дух, неплохой вокальный тембр, но были проблемы в речи (акцент). Конечно, мы поработали над ним. Выпустили спектакль про оренбургских казаков «Золотая шашка». Совместно мы достигли некоторых успехов.

–      То есть основной критерий оценки – это не сама игра, не то, как кандидат держится на сцене, а все же знание татарского языка и умение излогать на нем мысли?

–      К сожалению, да. Пьесы в основном представлены именно вербальным путем. Если брать Туфана Миннуллина, одного из лучших татарских драматургов, то он нашел некий такой «тарантиновский прием», где работает только слово. То есть особого действия на сцене нет, но происходит такая шахматная игра именно мыслями, именно текстом.

Был забавный момент, когда я только приехал в Челны, нужна была провокация актеров. Я выбрал сложную пьесу Туфана Миннулина «Сез китәсез, без калабыз» («Вы уходите, мы остаемся»), в которой речь идет о встрече Тукая с промышленниками, фабрикантами Акчуринами. Там есть сцена, где идет потрясающая игра мыслей, текста. Тут мы поняли, что у актеров (особенно молодых), работать с мыслью очень сложно получается. Но в процессе долгих репетиций, в том числе ночных, разборок текста, нам удалось довести это до идеального состояния. Сегодня Фирдус Сафин, который играл Тукая, уже сам соприкасается с творчеством драматурга в постановке спектакля «Сөяркә» («Любовница») по произведению Туфана Миннуллина.

–      Как вы думаете, откуда идут такие языковые проблемы?

–      Все это в первую очередь исходит из семьи. С другой стороны, я родился в Омске, мы дома тоже общались на русском. Но у меня была просто потрясающая учительница татарского языка, которая передала нам любовь к языку. Помню, я приходил домой и разговаривал на ломанном татарском с мамой. У меня тоже была проблема со звуком «к».

–      Привлекаете ли вы специалистов, которые ставят те или иные звуки?

–      Ценно, что в театре есть преемственность. Остались актеры, которые безупречно владеют татарским языком. Есть актеры, которые окончили курсы по сценической речи, работы с текстом. К примеру, актриса Зульфия Галиуллина, она – педагог по технике речи. Все эти моменты мы отрабатываем своими силами.

–      С этого года Елабужский колледж искусств набирает целевой спецкурс для татарского драматического театра. Нет опасений по качеству речи?

–      Я с трепетом жду вступительных экзаменов. Надеюсь, что ребята не подведут.

–      Как часто студенты будут посещать театр?

–      У нас идея такая: чтобы ребята с первых дней чувствовали ритм театра, пыль театра, чем живет театр. Потому что бывает так, что, к сожалению, учатся ребята в театральном училище, но за пределы учебного заведения не выходят. Они приходят в театр и не понимают, как здесь работать. Для них театр вдруг становится каким-то чужеродным. Поэтому у нас есть договоренность, что три дня студенты будут проходить общеобразовательные предметы, а три дня они непосредственно будут находиться здесь, в театре. Помню, когда я учился режиссуре в театре имени Г. Камала (это был потрясающий опыт), Фарид абый (Фарид Бикчантаев, лауреат премии Станиславского, главный режиссер ТГАТ им. Камала, педагог – ред.) взял нас, молодежь, на массовый спектакль. Мы наблюдали за ним, как он репетирует, как он себя ведет на сцене, как выстраивает диалог с мастодонтами татарского театра. И эта преемственность, она потом в большинстве случаев дает хорошие плоды. Но есть, к сожалению, проблема, когда студент привыкает к ритму одного театра, ему бывает сложно найти, прочувствовать тот же ритм в другом театре.

–      Сколько человек набираете на курс? Как думаете, сколько из них останутся работать в театре?

–      Мы набираем 10 человек. Вступительный экзамен будет в конце июля. Я думаю, останутся все. Потому с приходом в этот театр (возможно, некой суровой рукой) я поменял концепцию театра, репертуар, он стал более широким, более содержательным. Еще есть куда расти. Мы смогли поставить одно из самых сложнейших произведений Мухаммета Магдеева «Дети 1941 года». Оно объемное, оно эпохальное.

–      Одна из последних картин, которую я смотрела в театре, – музыкальная комедия «Четыре жениха Диляфруз» Туфана Миннуллин («Диләфрүзгә дүрт кияу»). На самом деле очень удивили музыкальные способности коллектива. Это обязательное условие для актера?

–      Однозначно. Потому что актер должен уметь все: петь, танцевать, делать шпагат, сальто (улыбается). Татарская классика связана с народными песнями, народными танцами. Когда я сюда приехал, увидел, что тут все отказываются от своих истоков. Любопытно, что в спектакле играют актеры, которые до этого никогда не пели. Говорю: «Все, поем!». Конечно, они удивились. Понимаете, это был скрытый потенциал, и мы дали ему раскрыться. Я сам был в шоке.

–      Многие сравнивают театры – русский драматический и татарский – в плане убранства. Здесь как будто нет таких ярких деталей, на которые можно было обратить внимание. Возможно, все это связано с татарским менталитетом.

–      Конечно, это показатель скромности народа. У нас не было запросов на пышное убранство. И знаете, это такой большой плюс. Сегодня к нам приходит зритель, и он как раз таки благодарит за спокойную обстановку, уют и спектакль с душой. И это для нас дороже и ценнее. Эта наша миссия – чтобы зритель чувствовал себя уютно.

–      Сравниваете ли себя с «Мастеровыми»?

–      Нет. У них свой театр. Мы, наверное, больше для себя примером считаем театр им. Г. Камала. Среди национальных театров – он один из лучших. Мы определили свой маяк в этом направлении.

Знаете, что еще я заметил. Смотря спектакли по всей России, я вдруг обнаружил такую очень печальную тенденцию, когда режиссеры и актеры вдруг открыто показывают тот или иной акт. Я для себя выбрал другую позицию: раздевая актера, ты лишаешь себя роли художника, как творца спектакля. Задача режиссера и художника не в том, как раздеть актера, а в том, как его одеть так, чтобы символ читался.

ПРО ЗРИТЕЛЯ

«ПРИЯТНО, ЧТО И ЗРИТЕЛЬ НАМ ВЕРИТ, И МЫ ВЕРИМ В НЕГО»

–      Как бы описали портрет современного зрителя театра?

–      Наш зритель очень омолодился. В 2020 году, когда я только пришел, мы проводили анализ, чтобы узнать про целевую аудиторию. Тогда средний возраст зрителя был 45-65 лет, сейчас – от 20 до 35.

–      На это повлияло новое здание, куда переехал театр?

–      Нет. Новое здание, к сожалению, не спасло ситуации. Что греха таить, репутация театра была так себе. Первое время зритель вообще не шел. Мы потихоньку выпускали спектакли, наблюдали за зрителем, изучали тенденции. Первый сезон в новом здании был таким неким контактом театра и зрителя. Выпускаем спектакли, выстраиваем диалог. И вот благодаря именно репертуарной политике мы смогли привлечь зрителя. К сожалению, не новым зданием.

–      Может это связано с тем, что театр находится в старой части города?

–      Географически, наоборот, у театра удобное месторасположение. Думаю, продолжение Московского проспекта откроет новый виток для нашего театра. Зрителю будет проще до нас добираться, минуя два основных загруженных проспекта. Если бы мы находились в Новом городе, мы бы лишили театра ГЭС, Замелекесье, Сидоровку.

–      А что по посещаемости?

–      У каждого театра есть госзадание. В старом театре это было 29 тысяч зрителей в год. При этом есть определенные цифры по внебюджету (продажа билетов) – это 6,5 миллионов рублей. Это очень маленькие цифры для театра на 200 мест. Сегодня у театра 287 посадочных мест, но за пять лет количество зрителей увеличилось вдвое – с 29 тысяч до 60 тысяч зрителей за сезон. При этом внебюджет вырос вообще в колоссальные цифры – около 30 миллионов рублей. Конечно, приятно, что и зритель нам верит, и мы верим в него.

ПРО ПЛАНЫ

«ПРИЯТНО, ЧТО У НАС ФОРМИРУЕТСЯ МНОГОТЫСЯЧНАЯ ПОСТОЯННАЯ ГРУППА ЗРИТЕЛЕЙ. ОНА УЖЕ ГОТОВА К БОЛЕЕ СЕРЬЕЗНЫМ ПРОИЗВЕДЕНИЯМ»

–      В этом году 35-летие театра, чем удивите зрителя?

–      Сейчас мы, выражаясь языком Чехова, ищем новую форму, нелинейный сюжет. С драматургом и прозаиком современности Равилем Сабыром готовим к юбилею пьесу. Раскрывать все тайны не буду, лишь отмечу, что как будет развиваться спектакль, будет решать зритель. Кроме того, приближается еще одна большая дата – 100-летие драматурга Аяза Гилязова, чье имя носит наш театр. Мы решили, что каждые два года мы будем обращаться к одному из его произведений. В этом году поставим «Җомга көн кич белән» («В пятницу вечером»). Премьера состоится в октябре.

–      Вы уже пять лет живете в Челнах. Освоились?

–      На днях ездили в Казань. Да, архитектура красивая, большой город… Но там так быстро утомляешься. А когда возвращаешься в Челны, хочется дышать полной грудью. Мне это нравится.

–      Вы являетесь худруком театра пять лет, какие задачи вы ставите для себя на ближайшие годы?

–      Само собой, это увеличение количества зрителей. Разнообразить репертуар до мировых классиков и современных драматургов. Очень приятно, что у нас формируется многотысячная постоянная группа зрителей, которая растет вместе с нами. Видно, что она уже готова к более серьезным произведениям. Это очень радует. И это большой плюс для актеров. Хотелось бы получить первые плоды от взаимоотношения с Елабужским колледжем искусств. Хочется, чтобы в будущем театр также жил, развивался. Но и самое главное – сохранить атмосферность, душевность, человечность. Потому что сегодня это пропадает.

Лилия Хамитова