«11 лет я спрашиваю у своих учеников, хотят ли они остаться в Челнах. Никто не говорит «хочу»

«Не хочется возвращаться в прошлое и играть Островского, как играли его 200 лет назад», – рассуждает об экспериментах в «Мастеровых» Марина Кулясова, заслуженная артистка Татарстана. Исполнительница роли профессора Преображенского в спектакле «Собачье сердце», который был признан лучшим на Фестивале театров малых городов, говорит, что на самом деле вовсе не играет мужчину. Обсудить перемены в театре, первый моноспектакль и кадровый голод в культуре мы успели буквально за час до подготовки к очередному показу спектакля с участием нашей героини. Марина Кулясова рассказала, каково артистам каждый раз работать с новым режиссером, почему они не могут сменить прическу без разрешения руководства, сколько зарабатывают и кого не хватает в труппе.

«Я ХВАТАЮСЬ ЗА ГОЛОВУ: ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ, КАК ВООБЩЕ ЭТО ИГРАТЬ?! И Я ПЫТАЮСЬ ИГРАТЬ МУЖЧИНУ. А ПОТОМ ПОНИМАЮ, ЧТО НЕ НУЖНО»

– «Собачье сердце» в этом году признан лучшим спектаклем Фестиваля театров малых городов России. Что эта победа и участие в фестивале в целом значит для театра?

– Это фестиваль, на который присылает заявки вся страна. Его проводит Театр Наций, лично Евгений Миронов его курирует. Даже попасть на этот фестиваль достаточно сложно. Отбор очень строгий. И если мы туда попали, это уже само по себе очень хорошо. 10 дней, что идет фестиваль, ты буквально живешь им: видишь другие театры, смотришь другие спектакли, оцениваешь свой уровень, где твое место, место твоего театра в стране. Это достаточно внятные ориентиры. И это такой невероятный опыт! Приятно, что часто твое мнение и мнение членов жюри совпадает. В этом году мы познакомились с новым коллективом, который нам понравился, из города Нягань. Они стали победителями фестиваля в номинации лучший спектакль малой формы. Мы дружим с Новокуйбышевской «Гранью», знаменитым и прославленным театром, который очень давно участвует и регулярно берет призы в разных номинациях. Мы всегда ждем встречи с театром «Парафраз» из Глазова. Мастер-классы с отличными педагогами, обширная образовательная программа. Очень ценно само общение с этими интересными людьми, которые очень редко заезжают в Набережные Челны.

– Как приняла публика челнинское «Собачье сердце»?

– Спектакль всех заставил размышлять – это точно. Было очень много вопросов. Камышин (город в Волгоградской области, где проходил фестиваль в этом году – ред.), насколько я поняла, не очень театральный город, и им было так странно – как это так, всех поменяли местами, какие-то необычные декорации, живая собака. Их все это так удивляло. Спектакль очень зрелищный. Наш куратор, местная девушка, рассказывала нам отзывы от горожан, которые были под мощным впечатлением. И после показа подходило много участников фестиваля, они задавали вопросы, выдвигали свои версии. Все остальные дни мы отвечали на эти вопросы. Фурором это не назовешь, наверное, но зацепило – это точно.

– В «Собачьем сердце» вы играете мужчину. Как произошло ваше преображение в профессора Преображенского? И почему режиссер выбрал вас на эту роль?

– Знаете, я тоже была в шоке, когда узнала. Приехал новый режиссер, мы два дня разговаривали. Не было никакого распределения, мы просто общались, читали, смотрели кино. Он, видимо, присматривался к нам. И потом он как-то звонит мне вечером и говорит: «Вы можете сейчас приехать?». Я приехала, мы опять поговорили о каких-то посторонних вещах. «Неспроста», – пронеслось у меня в голове. И на следующий день он сообщил нам, какое будет распределение. Я хватаюсь за голову: что же делать, как вообще это играть?! И я пытаюсь играть мужчину. А потом понимаю, что этого совсем не нужно делать. В этом спектакле я на самом деле не играю мужчину, я играю ситуацию, в которую попал человек. Это не конкретный профессор, это образ интеллигенции, которая своими руками затеяла революцию, и то, к каким печальным последствиям пришла.

– Вы сменили имидж, коротко подстриглись. Это для роли профессора Преображенского? У вас была пышная прическа…

– Это было очень неудобно. И это была сложная задача. Даже если я не играю мужчину, прическа не должна быть женской, иначе будет совсем путаница. Кстати, раньше у меня был накладной живот, а потом его убрали, потому что поняли, что это ни к чему. Дело ведь не в животе. Но подстриглась я не для этой роли, нет. Просто в какой-то момент я подумала, все, хватит, надо что-то менять в этой жизни. Это был очень сложный процесс на самом деле, потому что все свои внешние изменения надо согласовывать с художником, с директором, с главным режиссером, потому что ты ведь завязан на всем этом. Это было перед спектаклем «Танец Дели». Для постановки нужно было снимать видео, и если бы я этого не сделала прямо сейчас, то видео было бы уже с длинными волосами, и ничего нельзя было бы переделать. Я спросила всех, кого надо было спросить, мне разрешили, я пошла и сделала.

«НЕ ХОЧЕТСЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ В ПРОШЛОЕ И ИГРАТЬ ОСТРОВСКОГО, КАК ИГРАЛИ ЕГО 200 ЛЕТ НАЗАД. ЗАЧЕМ?»

– В последнее время «Мастеровые» часто экспериментируют. Это не вызывает у вас отторжения, неприятия?

– Да вы что, это же здорово! Это то, что и должно быть в театре, потому что ну а как иначе? Жизнь меняется, что только не происходит. Театр не должен консервироваться и играть костюмные спектакли изо дня в день, из года в год. Должно что-то меняться. Для меня театр – это всегда поиск. Это же ужасно скучно играть одно и то же и одинаково подходить к каждой пьесе! Это же кошмар! Я счастлива, что у меня такие роли. Профессор Преображенский, моноспектакль «Мама». Я вообще счастливый человек, что у меня есть такая возможность все это попробовать. И хочется пробовать еще, двигаться дальше. Не хочется возвращаться в прошлое и играть Островского, как играли его 200 лет назад. Зачем?

– «Мама» – насколько сложным был этот эксперимент, и почему не так часто сегодня на сцене?

– Спектакль идет нечасто, наверное, потому что не все хотят от театра получать именно такие впечатления. Я сама терпеть не могу смотреть фильмы, которые плохо кончаются. «Кроличью нору», если бы я там не играла, я бы один раз посмотрела, больше бы не пошла. Я тяжело это все воспринимаю. Хочется, наверное, прийти в театр и получить какую-то светлую эмоцию.

– Но ведь есть в Челнах любители и таких спектаклей? Что же привлекает их?

– Конечно, есть. У «Мамы», «Кроличьей норы», «Танца Дели» есть свой зритель. Такие спектакли нужны, они говорят о важных вещах, затрагивают самые глубокие уголки души. Зритель, наблюдая за происходящим, погружается в свою личную историю, прорабатывает свой взгляд на значимые вопросы: взаимоотношения в семье, любовь между мужчиной и женщиной, любовь детей к родителям и родителей к детям, ситуация в стране, боль, смерть, вина, измена… Как относиться к этим вещам? «Мама» – это фактически исповедь. Перед тобой сидит актриса и час–полтора она говорит, и больше ничего на сцене не происходит. И Денис Хуснияров, наш главный режиссер, который поставил спектакль, специально это сделал – лишил меня всяких вспомогательных средств, чтобы играть это, чтобы это была чистая эмоция, вообще без всего, как есть.

– Вы как-то особенно готовитесь к очередному показу «Мамы»?

– Я к нему начинаю готовиться дня за четыре, морально настраиваюсь, обязательно делаю прогон, потому что играю редко, текст забывается. То есть я «беременею» ей за четыре дня, она во мне живет до того, как я выйду на сцену, а когда «Мама» проходит, наконец, меня отпускает. Когда вышла премьера, было несколько спектаклей подряд, и я просто не помню, как это прошло. Это были долгие «роды» (улыбается – ред.).

«НЕВЫГОДНО, НАВЕРНОЕ, ДОЛГО РЕПЕТИРОВАТЬ СЕГОДНЯ. ПРИЕЗЖИЕ РЕЖИССЕРЫ БЫСТРО ДЕЛАЮТ СПЕКТАКЛЬ И ЕДУТ ДАЛЬШЕ. ТАКАЯ ВОТ ЖИЗНЬ»

– «Мастеровые» выдают все больше премьер, и они все разноплановые. Насколько это большая нагрузка для вас? И как вам этот новый темп?

– Это неоднозначно. С одной стороны, это очень круто, когда много работы и она разная. С другой стороны, это нехватка времени. То же «Собачье сердце» мы делали в очень сжатые сроки, меньше трех недель шли репетиции. Достаточно сложно было выучить такой объем текста за этот период. Сейчас спектакль другой по сравнению с тем, что было на премьере. Спектакль как ребенок – рождается, учится ходить, говорить, встает на ноги. Я советую зрителям, которые приходят на премьеру, потом пересматривать, потому что реакция может быть абсолютно другая. Такое количество спектаклей – это для нас проверка. Кто-то может, а кто-то не может. Я не во всех премьерах занята. С одной стороны это вроде бы плохо, а с другой – хорошо, потому что у меня есть время отдохнуть, распределить нагрузку. А есть артисты, которые в этом году подряд играют спектакль за спектаклем. Я не знаю, как они это делают. Можно же просто потерять ощущение реальности и себя в ролях, потому что нужно время, чтобы роль созрела в тебе. Иначе ты начнешь повторяться, а это вообще нехорошо.

– Но ведь увеличение количества спектаклей приводит к росту зарплаты?

– Безусловно, чем больше играешь, тем больше получаешь, это логично. Но это зависит от количества сыгранных спектаклей, а не отрепетированных. Есть утвержденная бюджетом ставка, и есть баллы за твои спектакли. Распределяет их главный режиссер. Если ты много поиграл, будет побольше, мало – поменьше. За репетиции не доплачивают. Невыгодно, наверное, долго репетировать сегодня, потому что режиссеры тоже приезжие. Они быстро делают спектакль и едут дальше. Такая вот жизнь.

– Смена режиссеров – хорошо это для вас или плохо? Каждый раз это новый спектакль, новый текст, и еще и новый начальник.

– Да, к этому надо привыкнуть. Это тоже проверка на умение приспособиться. Они действительно разные, у них разные принципы работы. И это тоже определенные сложности, не всегда удается найти общий язык. Допустим, в Новокуйбышевске в театре «Грань» один режиссер. Он все ставит сам, он делает спектакль очень долго, и результат – конфетка. Там все так подробно! Они работают над ним весь сезон, как ребенка вынашивают спектакль. Естественно, это определенное качество. С другой стороны, я общаюсь с артистами, и они говорят, что им хочется попробовать чего-то еще. Они смотрят, как мы работаем с одним и с другим режиссером, и говорят, что это классно. И в том, и в другом раскладе есть свои плюсы и минусы. Долгое время у нас был Валентин Никитич Ярюхин, и мы знали только его как режиссера, и нас вполне все устраивало. Было круто работать с ним. Но когда появился Денис Хуснияров, это было не менее круто, потому что ты открываешь для себя такие вещи, о которых раньше не знал. И каждый раз с новым режиссером это происходит. Но этот поиск значит, что театр никогда не останавливается, и это большой плюс, что мы идем таким путем.

– С кем из режиссеров вам лично комфортнее всего работать?

– Это провокационный вопрос… С Денисом Хуснияровым очень комфортно, но очень трудно работать, потому что он из тебя выжимает все соки. Есть режиссеры, которые работают с артистами очень много (к ним относится Денис), а есть режиссеры, которые заняты постановкой в целом – им важно, чтобы смыслы шли не только от артистов. Свет, мизансцена, декорации, музыка, стихи, визуальный ряд… И тут ты как артист немного уходишь на второй план. Денис работает через артиста, он для него, мне кажется, основной проводник мысли, идеи. И я, как актриса, это очень ценю. Это очень здорово, когда работают со мной, такой подход мне нравится больше.

«АКТЕРАМ, КОТОРЫЕ ПРИХОДЯТ К НАМ, ОЧЕНЬ ВЕЗЕТ, ИХ БЕРУТ СРАЗУ НА РОЛИ. НЕТ ТАКОГО, ЧТО ОНИ ДОЛГО СИДЯТ НА ЗАДВОРКАХ»

– У вас есть любимый или нелюбимый спектакль, роль?

– Не могу сказать. Что считать любимым? Есть спектакли легкие, в которых комфортно существовать, как «Дуры мы, дуры». Там легко, потому что смешно и весело. Но важный и серьезный для меня этап – это спектакль «Мама», конечно. Моноспектакль – это, наверное, самое сложное, что может быть в актерской карьере. Я их люблю, но я не могу сказать, кого я люблю больше. Как детей – нельзя сказать, кого ты любишь больше, а кого меньше. Все твои. Иногда мне нравится спектакль, но не нравится, как я исполнила роль. Иногда мне нравится моя роль, но не нравится спектакль.

– Какую бы еще роль вам хотелось сыграть?

– Я бы хотела сыграть еще раз Шекспира. Первый раз я играла еще в студенчестве, и мне бы очень хотелось вернуться к этому автору. Неважно, какую роль. Я бы хотела сыграть Чехова. И, надеюсь, получится в ближайшее время. И, возможно, еще какую-то русскую классику. Островского, например. А еще я бы очень хотела сыграть в спектакле для детей. Не знаю, в каком, но в каком-то хорошем.

– В последнее время значительно обновилась труппа «Мастеровых», появились молодые актеры. Как они вливаются? Может, у вас существует какое-то наставничество в коллективе?

– Мне кажется, актерам, которые приходят к нам, им очень везет, потому что если их берут, то их берут сразу на роли. Все последние ребята, которые пришли, сразу получали что-то интересное и могли попробовать, показаться. Нет такого, как в других театрах, что они долго-долго сидят на задворках, играют, условно, грибочек какой-нибудь. Нет. И обе Саши, и Володя (Владимир Губанов, Александра Олвина и Александра Логинова дебютировали в «Мастеровых» в 2018 году – ред.) – им есть что поиграть. Наставничества как такового нет. Они сами спрашивают, если нужна какая-то помощь. Бывает, что не получается у новичков. Мы брали актера, он как-то не влился, не понял. Поэтому всегда сразу дают возможность попробовать, и становится понятно, наш человек или не наш.

– В театре есть еще потребность в новых кадрах?

– Да, нам нужны взрослые мужчины, чтобы играли профессоров Преображенских (улыбается – ред.). Я имею в виду артистов старше 40. Один Евгений Федотов, заслуженный артист Татарстана, не может объять весь репертуар. И если бы к нам пришли еще несколько возрастных мужчин, было бы хорошо.

– Как вы сами пришли в «Мастеровые» и в актерство в принципе?

– В 13 лет я пришла в театральную студию «Лицедеи». Я в ней «застряла», оттуда все и пошло. Тогда, в 90-е, Николай Михайлович Мищенко и Михаил Григорьевич Шмойлов решили открыть театральную школу в Челнах. Школа, которая сейчас существует в 18-м комплексе, – это наследие тех времен. Тогда как раз началось время предпринимательства, и вот они взяли и предприняли. А чтобы там было кому преподавать, они стали набирать курсы на базе Санкт-Петербургского института культуры. Я ездила поступать после школы в Нижний Новгород, не поступила, приехала, год отработала в учебном театре в «Лицедеях». Тогда был первый набор, а во второй уже попала я. В первом, кстати, учился Женя Федотов. Мы отучились четыре года очно-заочно: занимались здесь на базе школы в течение года, к нам приезжали педагоги, мы сдавали сессию по актерскому мастерству и режиссуре, а потом мы сдавали экзамены в Питере. После института я работала здесь в учебном театре при театральной школе. Потом, когда начальником управления культуры города была Руденко Гульзада Ракиповна, было решено объединить театры – «Мастеровые» и наш учебный от театральной школы «Оранжевые двери». На тот момент Юрия Колесникова уже не стало, и театр возглавлял Анатолий Яковлев. Это был 2000-й год, мы всем коллективом, человек восемь, пришли туда. Так я и попала в «Мастеровые».

«11 ЛЕТ Я СПРАШИВАЮ У СВОИХ УЧЕНИКОВ, ХОТЯТ ЛИ ОНИ ОСТАТЬСЯ В ЧЕЛНАХ. НИКТО НЕ ГОВОРИТ «ХОЧУ»

– Сегодня вы сами режиссер-постановщик и преподаватель в студии «Подмастерья». Как она образовалась?

– Наша театральная студия существует при театре уже 11 лет. Это была инициатива гимназии Давыдова под руководством Либермана (Александр Аронович Либерман, первый директор гимназии, кандидат психологических наук – ред.). Они пришли к Ярюхину с предложением сделать учебный класс для детей гимназии и просьбой выделить педагогов. Позвали меня, сказали: «Вот, ты когда-то преподавала…». Я преподавала в театре моды, вела актерское мастерство, решила после этого вообще никогда больше не ввязываться в это дело, потому что моделям, видимо, не очень это нужно. Я была молодая, опыта мало, это был какой-то кошмар, я тогда сбежала от моделей. «Нет-нет, я никогда ни за что не буду вести никакие студии», – думала я. Но мне предложили попробовать и я попробовала. И допробовалась. 11 лет уже. Каждый год студия выпускает спектакль. Причем мы показываем его не только на нашей сцене. Мы с ребятами ездим на фестивали. Спектакль «ДНК», например, который мы поставили за полгода, уже побывал на четырех. У участников студии есть возможность посетить мастер-классы, пообщаться с другими коллективами. В этом году у нас новый набор. Сейчас у нас уже две группы, ребята занимаются три раза в неделю по четыре часа. Это очень большой объем занятий: вокал, хореография, актерское мастерство и сценическая речь. Мы приглашаем ребят в возрасте с 13 до 17 лет.

– Насколько популярно обучение актерскому мастерству в Челнах? Ученики идут сами или их приводят родители? И для чего – для общего развития или они реально стремятся стать актерами?

– В 13–14 лет ребята идут уже сами. Это люди, которые, как правило, хотят поступать, хотят быть актерами. Редко кто приходит, потому что делать нечего. Здесь же театр, они видят всю «кухню» изнутри, некоторые даже пробуются на сцене, мы их берем, когда надо. Я думаю, сейчас в городе это очень популярно, много разных театральных студий для детей с самого младшего возраста и до взрослых людей. У нас более узкая направленность – 13–17 лет и именно для тех, кто идет к нам целенаправленно. Существует отбор, мы не можем взять всех. У нас основная работа – это театр, потому мы не можем набрать восемь групп и заниматься с ними с утра до вечера. Вот завтра, 18 июня, и еще 26-го у нас прослушивание в театре. Ребятам надо подготовить стихотворение, басню и творческий номер.

– И как, поступают они в итоге в театральные вузы? Где сегодня учатся, работают ваши бывшие подмастерья? Добились успеха?

– Многие наши выпускники идут поступать, некоторые поступают достаточно успешно. Человек пять учатся в театральных вузах. Есть выпускники, которые работают в театрах. Это, например, «Сатирикон», там третий год уже работает Лена Голякова, она закончила школу Райкина. Альбина Кабалина закончила школу Табакова, работала в театре «Современник», снимается в кино и сериалах. В МДТ, в Театре Европы, работают сейчас два наших выпускника – Даша Ленда и Женя Зарубин. Они тоже активно снимаются.

– А в труппе «Мастеровых» играет кто-то из «Подмастерий»?

– Настя Афанасьева окончила студию, она в декрете сейчас. Еще две наши выпускницы учатся в Казани по целевой программе. А так… Никто не хочет возвращаться в Набережные Челны. Тяжело здесь, творческим людям очень сложно жить в нашем городе. Слава богу, что в театр приезжают люди из других городов. Женя Гладких из Перми, например. Они приезжают ради театра, ради режиссеров, с которыми мы работаем. Мы же хороший театр.

– Почему творческим людям сложно жить в Челнах?

– Город у нас совсем не театральный. Мы очень замкнуты сами на себе. У нас один русский драматический театр. Хорошо, что стало появляться много студий и школ. Появился интерес к театру, к творчеству. Вообще страшная ситуация на самом деле. 11 лет я спрашиваю у своих учеников, которые заканчивают школу и уезжают поступать, хотят ли они остаться в Челнах. Никто не говорит «хочу». А что они здесь будут делать? В кино они сниматься не смогут, актерскую карьеру сделать не смогут. Все, естественно, рвутся в столицу, где они смогут хоть как-то себя реализовать. Хорошо, что у нас такой продвинутый новаторский театр, который приглашает интересных современных режиссеров, и ребята из Казани, из Перми приезжают, работают у нас и улучшают собой культурную ситуацию в городе.

Анна Перебаскина

Фото: «Мастеровые», kmto-premiera.ru, открытые источники